America.gov - США – как они есть

15 августа 2008 года

Хорошая студентка-иммигрантка

Бич Мин Нгуен

Родители автора уехали из Сайгона 29 апреля 1975 года, когда ей было восемь месяцев. Пожив в лагерях для беженцев на Филиппинах, Гуаме и в Форт-Шафе, штат Арканзас, они поселились в Гранд-Рапидс, штат Мичиган. Ниже приводится отрывок из ее книги "Похищение трапезы Будды" (Viking Penguin, 2007) и очерка "Хорошая ученица-иммигрантка".

Нгуен преподает литературное творчество и азиатско-американскую литературу в университете Пердью в Уэст-Лафейетте, штат Индиана.

Мы приехали в Гранд-Рапидс с пятью долларами и рюкзаком с одеждой. Господин Хайденга, наш спонсор, поселил нас в арендуемом доме, снабдил кое-какими продуктами - коробками риса, яичной лапшой, банками зеленых бобов - и дал нам платья, из которых выросли его дочери. Он устроил моего отца работать на набивочной машине на одной из своих фабрик. Господин Хайденга носил просторные спортивные куртки, волосы у него были соломенного цвета. Нас с сестрой научили произносить его имя вполголоса в знак уважения. Но если он останавливался, чтобы взглянуть на нас, бабушка заставляла нас молчать, потому что именно это предполагает хорошее поведение. "Привет, девочки", - говорил он, наклоняясь, чтобы погладить нас по головке.

Был июль 1975 года, но мы мерзли. Всегда мерзли, после Вьетнама, и мой дядя Чу Куонг поспешил потратить два доллара из семейных денег на куртку от Армии спасения, заслужив презрение моей бабушки. Ведь в этом доме на Болдуин-стрит нас было семеро: мой отец, бабушка Ной, три дяди и мы с сестрой. Верхний этаж принадлежал дядям, а внизу мы с сестрой жили в одной комнате с Ной. Мой отец всю ночь не мог заснуть. Он ходил по дому, проверял замок на входной двери, выглядывал сбоку из-за занавешенных окон, на случай, если кто-то смотрит с улицы.

Я достигла совершеннолетия в 1980-е годы, еще до того, как понятия "многообразие" и "культурный плюрализм" проникли в западный Мичиган. Еще не началась мода на все этническое. Еще не начали появляться в каждом городке тайские рестораны. Думая о Гранд-Рапидс, я вспоминаю городские знаки с изображениями колышущихся флагов и надписями "Чисто американский город". На протяжении 80-х гигантский плакат, нависавший над автострадой в центре города, гордо демонстрировал этот лозунг всем, кто проезжал по трехрядной S-образной трассе. В детстве я не могла понять, что такое "чисто американский". Обещание, угроза, предупреждение?

Когда отец женился на Розе, а мне тогда было три года, она захотела, чтобы мы с сестрой учились в двуязычной школе. Она верила не в полную ассимиляцию, а в сохранение культуры, боялась, что английский язык полностью захватит нас, вытеснив из наших голов вьетнамский. Она была права. Мы с сестрой американизировались, как только включили телевизор.

Я знала многих детей иммигрантов, которые старались совместить одно с другим: дома и с родственниками говорили на одном языке, а в школе, с друзьями и в остальных местах пользовались английским. Но у меня как-то не получалось жить такой двойной жизнью. В школьные годы я, в основном, старалась держаться незаметно. Поскольку я не могла исчезнуть в толпе, я хотела совсем исчезнуть. Любой мог ошибочно принять это за пассивность.

Однажды, во втором классе, я исчезла во время поездки на автобусе домой. Моя остановка обычно была третьей, но в тот день водительница автобуса подумала, что меня нет, и проехала мой перекресток. Я ничего не сказала. Автобус продолжал свой маршрут в центр, и я увидела, где живут другие дети - одни в чистых и ухоженных районах, другие на улицах, где окна были заколочены досками. Всю дорогу мальчик, сидевший через проход от меня, снова и снова крутил на своем проигрывателе одну и ту же веселую песенку. Они с братом, как оказалось, выходили из автобуса последними. Затем водительница увидела меня в зеркале заднего вида. Она прошла к месту, где я сидела, и спросила: "Что же ты мне не сказала, что ты здесь?" Я покачала головой: не знаю. Она вздохнула и отвезла меня домой.

Позднее, в старших классах, я научилась немного забываться. Я узнала, как приятно испытывать апатию, на минуту забывать про свою кожу и тело, почти не беспокоясь о том, что произойдет, если я опоздаю на урок, и все уставятся на меня. Мне стало знакомо удовольствие, которое проявляется в утрате самоощущения, хотя бы на мгновенье. Эти вещи происходили, потому что я оставалась хорошей ученицей-иммигранткой, нечасто поднимающей руку и демонстрирующей свои знания. Работа делалась механически, и я постепенно привыкла. Я так до конца и не избавилась от ужаса, когда надо было говорить перед всем классом, но есть тонкая грань между понятиями "быть хорошей" и "оставаться незаметной", и на этой полоске свободы я узнала, каково это - быть на виду.

Я хотела бы дать широкую и точную характеристику детям-иммигрантам в школах. Я хотела бы высказаться от их (нашего) имени. У меня возникают сомнения, я не могу. Моя собственная сестра, к примеру, никогда не была такой застенчивой, как я. Молчанию она предпочитала бунт. У нас был уговор: я делала за нее некоторые домашние задания, а она платила мне за это деньгами или конфетами. Она подвозила меня в школу, если я обещала никому не рассказывать про ее сигареты. В то же время вспоминаю свою подругу из Индии, которая рассказывала, как еще в начальной школе ее светловолосая одноклассница сказала учительнице: "Я не могу сидеть с ней рядом. Мама сказала, что нельзя сидеть рядом с человеко?, у которого коричневая кожа". А другая подруга, чья семья иммигрировала примерно в то же время, что и моя, рассказывала, как во втором классе учительница привела ее в качестве словарного примера: "Дети, вот что такое иностранец". Порой я начинаю думать, что нынешние дети имеют преимущество значительно большей коллективной культурной мудрости, что в общественно-политическом смысле они гораздо более осведомлены, чем любой человек во времена моей учебы в школе.

Но меня тревожит, что я могу ошибаться, что некоторые дети всегда хотят исчезнуть и исчезают до тех пор, пока это действительно не произойдет. Порой мне кажется, что я вижу их на размытом фоне фотографии в журнале или в гомоне детей, которых учительница переводит через дорогу. У этих детей опущены головы, они держатся так, будто осознают даже свое дыхание. Маленькие, робкие, тихие - такие хорошие, хорошие дети, иммигранты, иностранцы; их глаза внимательны и ждут любого приговора. Я уверяю себя, что они прекрасно вырастут, что у них все будет хорошо, все наладится, как это получилось у меня. Может быть, и я перехожу через ту же самую улицу, потому через другую, время от времени оглядываясь назад, чтобы посмотреть, куда они идут.

Перепечатано по договоренности с компанией "Викинг" входящей в группу "Penguin Group (USA) Inc." из книги "Похищение трапезы Будды" Бич Мин Нгуен с разрешения автора.

Мнения, высказываемые в этой статье, не обязательно отражают взгляды или политику правительства США.